Из многих международных организаций Россия в последнее время выходила на опережение, чтоб не выгнали. А с Болонским процессом получилось наоборот: нас оттуда выставили ещё до того, как власти заявили, что уходят (и ждут отправки тапочек по почте). Заявление прозвучало 25 мая, но на практике исключение как таковое случилось месяцем ранее – в начале апреля. Это стало наказанием за то, что 180 с лишним ректоров отечественных университетов подписали заявление в поддержку СВО в Украине.
Впрочем, министру образования хватило остроумия объявить, что это Болонская система вышла из России, а не наоборот.
Российская Федерация стала участником процесса Болоньи – программе по созданию универсального европейского образовательного пространства – ещё в 2003 году, а к 2022 в числе её участников уже более 48 государств. Именно к этому периоду относится появление в высшей школе двухступенчатой модели, включающей подготовку отдельно бакалавров и магистров. Процесс был не безоблачным, но несмотря на его сравнительно успешное внедрение, две трети российских граждан считают, что он даёт недостаточно систематизированные знания.
Впрочем, возможно, отвратительная репутация этого института на нашей земле связана не с магистратурой и бакалавриатом как таковыми, а с тем, как это было реализовано в России. Ведь в ряде прогрессивных и передовых учебных заведений – к примеру, можно назвать «Вышку», детище Афанасьева РГГУ, Шанинку и Европейский университет в Санкт-Петербурге, отчасти МГИМО и Томский госуниверситет – программы подготовки на обеих стадиях довольно удачные, придраться тут не к чему. В остальных же бакалавров готовили так: брали обычный специалитет, убирали оттуда один год, и получившегося франкенштейна называли бакалавриатом. А отрезанный ломоть удваивали – и это получало титул магистратуры.
Не менее важной составляющей Болонского процесса считается академическая мобильность. С этим вроде как было всё более или менее неплохо: студенты катались по обмену… но только в заграничные образовательные учреждения, аналогичного спроса на обмены внутри страны не было.
И даже при переходе из одного образовательного учреждения в другое студентам приходилось сдавать академическую разницу – как в старые-добрые времена. И это в то время, как Болонский процесс предусматривал приблизительно одинаковый набор дисциплин и систему кредитов – учётных единиц, «стоимость» и вес которых будет одинаковой вне зависимости от образовательного учреждения.
Этот формализм сковывал ограничениями свободу выбора и делал невозможным самостоятельное формирование учебных планов с курсами по самостоятельному выбору. В некоторых университетах такие эксперименты ставили, но без особого энтузиазма, так как преподавательское сообщество поставило своекорыстные интересы выше студенческих: педагоги привыкли к системе, когда у них всегда есть студенты, и из опасения лишиться их, а значит и нагрузки, выхолостили инициативу как есть.
Что поменяется?
Наше чиновничество, чётко ощущая настроения начальства, стало выступать с заявлениями о необходимости разработать и внедрить альтернативу Болонскому процессу ещё до того, как Россию из него выставили. Однако информации о том, что же будет представлять собой новая модель, пока почти нет.
Известно одно: двухступенчатая модель останется как минимум на два года — цифры набора уже утверждены, менять их под неизвестно что никому не хочется. Более того, Фальков, занимающий пост министра образования и науки, убеждён: количественные показатели и изобилие иностранных студентов, для которых бакалавриат и магистратура по отдельности представляются удобным и привычным форматом, не позволят просто взять и отменить две ступени.
Возможно, будут введены какие-либо ограничения, препятствующие бакалаврам по гуманитарным профилям поступать на технические специальности. Вот только будет ли действовать обратный барьер, пока не очень понятно. Кроме того, предрекают ренессанс специалистов: им нужно больше времени на подготовку, в бакалавриат это всё якобы не укладывается. Вероятнее всего, специалистов вернут на медицинские и ветеринарные, фармакологические и инженерно-технические специальности.
Ещё один интересный вопрос касается обменов. Останется ли в принципе институт международного обмена преподавательским составом и студентами? Наши ссылаются на то, что европейцы первые отказались от возможностей сотрудничества, а мы открыты и горим энтузиазмом.
Правда, министерство порекомендовало отказаться от участия в одной из пока ещё доступных россиянам программ, Erasmus+, уже после всех описанных событий – 1 июня.
Так что с высокой долей вероятности можно будет предположить сворачивание и всех остальных обменных программ. Единственная возможность для наших студентов заключается в том, что европейцы согласятся принимать россиян без формальной институциональной связи с имеющимися учебными заведениями по эту сторону границы. На практике это будет означать, что русскому придётся, чтобы поступить в французский или немецкий университет, либо закончить российский, либо уйти их него.
Зато появится новое, прежде почти неизведанное направление академического обмена: страны центральной, юго-восточной Азии, а также Китай, Иран, возможно – Сирия. Разве этого мало для студенческого счастья? Впрочем, кто не спрятался – Рособрнадзор не виноват.
